Часть 2
В нашей школе была преподаватель Мария Алексеевна Котова. Она жила в «учительском» доме, что находился на углу Красноармейской и Объездной улиц. У неё было слабенькое здоровье и мы частенько, когда она болела, помогали ей по хозяйству. Пилили и кололи дрова, ходили в магазин за продуктами. Вообщем, приобретали волонтёрские навыки. Вот так, вперемежку с учёбой, сбором макулатуры, металлолома и гуманитарными акциями, пролетели четыре года.
За это время в Зеленогорске были построены дома на проспекте Ленина, что находятся напротив кинотеатра «Победа». Их строили без всякой механизации. Все материалы: кирпичи, раствор и т. д. на этажи доставлялись носилками. Поэтому стройка была долгой и затратной. Местные мелкие застройщики за время этого строительства успевали разворовать половину материалов, благо они валялись на улице без всякой охраны и контроля. Что мне особенно запомнилось при строительстве этого объекта, так это разгрузка рабочими кирпича. Стою я семилетним шкетом и наблюдаю, как взрослые дядьки (строители коммунизма) выбрасывают кирпичи из кузова «полуторки». Те делают в воздухе замысловатую траекторию и грохаются на кучу своих предшественников, разбиваясь на мелкие кусочки. Тогда у меня впервые появилась мысль, что в Советском Союзе разгружают кирпичи только полные идиоты и кретины. Правда, с годами этот список расширялся. К этим «специалистам» добавлялись строители дорог, автомобилей, изготовители одежды, обуви и прочая, прочая.
Но тогда, в силу нашего возраста, у нас были свои проблемы. Мы, мальчишки, использовали эти стройки в качестве военных полигонов, где усовершенствовали свои боевые качества. Играли в «казаков разбойников». По окончании строительства эти здания были переданы под жильё. В эти дома попали изгои, которые приехали в Териоки после войны. Это были рабочие из бараков т. н. 75-й стройки. Жители домов развалюх, банек и даже хлевов. Вот им и посчастливилось быть первыми аристократами в Зеленогорске, которым не надо было таскать воду из колодцев или колонок. Топить дровами печки и самое главное ходить в тридцатиградусный мороз на улицу в туалет. Конечно среди горожан-старожилов были пересуды. Говорили, вот скобари приехали без году неделя, а уже получили такие хоромы. Конечно, это не оттого, что уж сильно завистливы были. Просто жизнь и так была трудной, а тут ещё бытовуха изматывала. Правда одно из помещений было отдано под почту, телеграф и междугороднюю связь. Построили несколько домов из кирпича, напротив здания ж.д. вокзала. В одном из них открыли промтоварный магазин, в подвале соседнего дома была организована торговля мясом и овощами. А чтобы это место было похоже на парк, как в Петродворце, построили фонтан.
- Бандитский Зеленогорск
После смерти Сталина, по инициативе Лаврентия Павловича Берии, были выпущены из тюрем помимо репрессированных граждан, ещё и настоящие урки и бандиты. Они иногда делали налёты на склады, базы и т.д. Зеленогорск в этих событиях не был исключением. По ночам можно было слышать в разных концах города автоматные очереди. Это были облавы на урок.
На фоне этих мероприятий прошёл громкий процесс по «делу» Юрия Торбина. Выездное заседания городского суда было в недавно построенном Доме культуры. Этот был легендарный гангстер, возглавлявший устойчивую преступную группировку, в которую входили шесть крупных представителей преступного мира. Не в пример гангстерам банды Майкла Корлеоне, они были дерзки и хладнокровны. Ядром группировки был сам господин Тобин и мой сосед Валерий Богачёв, тот самый, что в седые времена терроризировал вашего слугу, отнимая у пекарни горячий батон.
Эта опасная банда с голодухи шарила по кладовкам и погребам, таская из них деликатесы в виде квашеной капусты, морковки, а иногда, когда везло, то и варенье. Так вот эти представители уголовного мира однажды покусились на государственную собственность. Как-то вечером они, сломав замок на дверях детского садика, что находился на Кузнечной улице, злостно похитили несколько бутылок простокваши. Это было как раз то самое помещение, в котором уже осуществлялась мною неудачная попытка ограбления. Помните? Большая тётка, очистки над ведром, мой прорыв. И обвинение меня в бандитизме. Мой пример не был им уроком. Они наверно думали, что они более фартовые кореша. Но, скорее всего, не догадывались, что этот адресок уже «палёный». И так, возвращаясь с похищенным, озверевшие бандиты совершили ещё один вооружённый налёт, они сбили замок с ларька и с "исключительным цинизмом" /цитата из приговора/ украли пять плиток шоколада.
Конечно, наши советские чекисты, вооруженные автоматами АК-47, быстро напали на их след. Розыскная собака по свежим следам привела оперативников на место их «малины», это был сеновал на конюшне, располагавшейся по современному адресу Речной переулок дом № 4. Вся группировка была в сборе и в окружении вещдоков, пустых бутылок и фольги от шоколада, юные урки спали в сене безмятежным сном. Опытные чекисты молниеносно разоружили банду и всех арестовали. Следствие велось около года. Под суд попал только главарь ОПГ. Им оказался единственный совершеннолетний фигурант Юрий Тобин. У остальных был возраст от семи до тринадцати лет, им в возбуждении уголовного дела было отказано. Они были поставлены на строгий учёт в «Детской комнате». Главарю опаснейшей банды, Юрию Тобину, наш самый гуманный суд в мире за три бутылки простокваши, пять плиток шоколада и за лидерство в банде отмерил двадцать лет тюрьмы. После суда вещественные доказательства, пустые бутылки были сданы в пункт приёма стеклотары, а шоколадная фольга с оружием (рогатки), были выброшены на помойку. Вот таким гуманным способом молодому поколению строителей коммунизма прививалась любовь к родине и бережно-трепетное отношение к социалистической собственности. Та часть молодой поросли Зеленогорска, которая не попала под тлетворное влияние товарища Тобина, продолжала посещать ясли, детсад и школу.
Политизированные кино- и телезрители
Нашим же любимым занятиям, в свободное от учёбы время, было ходить в кинотеатр «Победа», смотреть фильмы; «Звезда», «Подвиг разведчика», «Чапаев», «Волга-Волга». А так же, немые фильмы «Малыш» с участием Чарли Чаплина и «Процесс о трёх миллионах», где Тапиоку играл молодой Игорь Ильинский. Удивительное дело, смотря десятый раз «Чапаева» всегда у нас почему-то теплилась надежда, что наш Чапай должен доплыть до противоположного берега. А над беготнёй Чарли Чаплина не уставали смеятся даже в двадцать восьмой раз. Почему? Да, наверно, тогда с юморм дружили. Когда не было денег на билет в кино, мы норовили пробраться в какой-нибудь «Красный уголок» на телевизор, так как они тогда были только в госорганизациях. Телепрограмма была одна и она начиналась часов в семь вечера. Наша задача была такой. Пробраться в просмотровый зал заранее и зарезервировать стульчик. Если этого не удавалось сделать, то валяющимся на полу телезрителем было побыть не зазорно. Конечно «Красные уголки» на дороге не валялись и были не на каждом шагу.
Вот основные точки их дислокации. Это наш жакт [жилищно-арендное кооперативное товарищество, теперь это ЖЭК] (Станционный переулок), Ленкомната 47 отд. милиции, Цветочный-питомнический комбинат, телефонный узел. На телесеансы допускались лица, работавшие на этих предприятиях, их дети, бабушки, дедушки, а может даже и их кошки и мышки. Но только не такие пройдохи и проходимцы как я. Таких типов вычисляли и изгоняли в шею, не церемонясь. Чтобы прикинутся «своим» перед тамошним общественным активистом надо было попотеть. Приходилось в 47 отд. милиции становится сыном участкового Малышенко, который конфисковал мой арсенал и оборвал мне все уши. В цветочном комбинате примазывался к родне бригадира цветоводов Бариновой и т. д.
В нашем жакте иногда проводили лекции на международные темы. Вход был свободным. Обычно лекцию читал какой-нибудь лысый очкарик. Говорил он долго, заумно и нудно. Публика собиралась в зале, потому что тут было тепло, чисто и после лекции разрешалось всем остаться и посмотреть телевизор. Когда лектор заканчивал свою тягомотину и спрашивал: "Какие будут вопросы?", люди просыпались, смотрели на часы, и, если до начала телепрограммы было далеко, задавали вопросы. Обычно начинал какой-нибудь подвыпивший дядя. Он мог спросить, почему советское правительство тянет резину и не бросает атомную бомбу на американских поджигателей мира. Лектор на полном серьёзе говорил, что советское правительство состоит из одних ярых борцов за мир. А если американские империалисты всё-таки сунутся к нам, мы им так дадим, что мало не покажется. Потому, что у нас есть такое оружие, что им и не снилось. Конечно, чаще вопросы носили издевательский характер. Ну, например: когда будет снижение цен на водку, джем или конфеты «подушечка». Но лектор, делая вид, что он полный идиот и не понимает, почему его публика не отпускает, продолжал добросовестно выгораживать пищевую промышленность. Неустанно твердил о временных трудностях в народном хозяйстве. Слушающая его лекцию публика деликатно лыбилась и в знак согласия с оратором кивала головами. Бабушки, дедушки и пацанва своим видом старались показать, что до встречи с ним они были полными чурбанами и кретинами. А вот теперь они стали просвещёнными строителями светлого будущего. Через полчаса кто-то из зала вставал и от лица всех присутствующих благодарил лектора за проведённую титаническую работу по просвещению советских трудящихся. Очкарик улыбаясь, кланялся, сулил скоро вернуться и продолжить клеймить позором американских империалистов, немецких реваншистов, и японских милитаристов. Общественные активисты и партийцы это известие встречали жидкими аплодисментами и, провожая лектора до дверей, смотрели ему в глаза, желая определить, не шутит ли он по поводу нового визита.
А однажды, когда лектор оказался слишком шустрым и смылся пораньше, у нас оставалось время до начала телепрограммы. Бездельничая, мы обнаружили на столе для президиума подшивку журнала «Огонёк». Там в одном из номеров мы с ребятами увидели на обложке журнала снимок Лаврентия Павловича Берии. Его к этому времени уже разоблачили и как врага народа расстреляли. Наши юные, но уже политически зрелые умы, были глубоко возмущены тем, что этот мерзавец ещё красуется на обложке всеми уважаемого журнала. Да при том среди почётных членов ЦК партии. Нами было принято коллегиальное решение восстановить историческую справедливость. И стереть его харю с обложки журнала. Так как нас было несколько человек, то каждому было интересно потереть ему морду самолично. То ли не каждый участвовавший в экзекуции хорошо знал в лицо Берию, то ли кто-то имел злой умысел, но оказалось, что по запарке стёрли и морды его бывших соратников. Ворошилова, Булганина, Микояна и даже Хрущёва. Я, чтобы нас за политическую диверсию не рассовали по тюрьмам и колониям, принял решение спасти нашу группировку тем, что вырвал эту страницу из журнала. Я рассуждал так, пусть нас мордуют за порчу социалистического имущества, чем за организацию покушения на жизнь товарищей из ЦК КПСС. После этого мы все разбежались по домам, а лично я долго не ходил в жакт на телевизор. Вот к чему может привести злопыхательство и ненависть к врагам народа.
Гранит науки прочнее линии «Маннергейма»
В пятый класс мы пошли уже в новую 445 школу. Конечно, она, наверно, была самой красивой школой в Советском Союзе. Когда я сегодня показываю своим близким и друзьям фотографии этой школы, то многие говорят, что она скорее похожа на дворец бывшего императорского вельможи, чем прибежище школяров. Но это был наш храм, в котором нас должны были спасти от невежества и средневековаго мракобесия. Здесь в каждом классе валялись огромные гранитные валуны науки, которые мы должны были грызть своими молочными и кариозными зубами. Осталось в прошлом, когда в старой школе № 450 мы утром приходили в замороженный класс и сидели в пальто. Иногда, когда забывал на парте чернильницу, она за ночь замерзала и отогревать её приходилось на пузе. Нянечка долго растапливала печь. Дрова были сырыми, они не горели, а только шипели и дымили. Печка становилась чуть тёпленькой к концу четвёртого урока, когда мы уже уходили домой. Туалет был на улице. Можно сейчас себе представить, как первоклашка посещал это заведение при двадцатиградусном морозе. Стало забываться то, что на четверть выдавали по одной тетрадочки в клетку и одну в линейку, перья № 11 со звёздочкой часто ломались и тоже были дефицитом. А использование более прочного пера «уточка» каралось жирной красной двойкой. В качестве черновика использовали старые газеты. Простые чернила тоже были дефицитом, и их приходилось изготавливать из натёртого химического карандаша.
В новой школе эти проблемы уже были не актуальны. Классы были просторные, высокие потолки, паровое отопление, широкие коридоры. Большая раздевалка, огромный актовый зал. Отдельно стоял спортзал, где можно было носится как чертям угорелым. В пятом классе у нас была руководителем Нина Дмитриевна Кирсанова. Она вела предмет "история". Нина Дмитриевна так интересно рассказывала про Древний Рим, Помпеи, Карфаген, Египет, Месопотамию, что я сидел с открытым ртом и слушал, как заворожённый. Я мысленно улетал на две тысячи лет в прошлое и с большой неохотой возвращался оттуда обратно. Учебника по истории мне не надо было, я запоминал абсолютно всё, что говорила Нина Дмитриевна. Естественно, по истории у меня были только пятёрки. Эх! Если бы в школе учили бы только историю, я бы стал великим человеком. Хочу похвастаться - у меня были огромные успехи ещё по трём предметам. Это уроки труда. Занятия по труду проходили в здании, располагавшегося на углу Приморского шоссе и Кооперативной улицы. В этом здании после войны находилась молочная кухня для грудничков, где им готовили кефирчик и творожок. А потом передали это строение 445 школе под мастерские. Там мы строгали брусочки для табуреток и затачивали тяпки. Я, конечно, преследуя корыстные цели, строгал колобашки и железяки с большим старанием. Мой труд был замечен и мою работу всегда показывали классу и говорили, вот как надо качественно делать предметы первой необходимости. От такого поощрения меня распирало так, как будто меня наградили Золотой звездой героя Соцтруда. Второй предмет, где я тоже обнаруживал успехи, это физкультура. Будучи закалённым в «боях» на Териокских руинах, я прыгал через «козла» как кузнечик. И ещё был один предмет, где мне не ставили тройки. Это было пение. На этих уроках я старался затмить великого Карузо. Теперь-то я понимаю, что мне ставили эти оценки не за успехи а за активность. Когда уйду в мир иной, я там обязательно разыщу Николая Ивановича, учителя пения, и попрошу у него прощения за то, что он слушал мои рулады и не убил меня на месте.
Но на моё несчастье в министерстве просвещения сидели ужасно дремучие невежды, которые утверждали, что каждый советский гражданин должен знать наизусть таблицу Менделеева, досконально знать алгебру, геометрию, химию, черчение т.д. и т. п. И ко всему пущему надо было выучить английский язык. Вот последнее выглядело как прямое издевательство над здравомыслием. Зачем надо было глумиться над миллионами советских детишек, чтобы потом, когда они вырастут, не выпускать их за границу, где бы они могли хоть раз в жизни применить свои знания. Или наши власти готовились к войне с англоязычными странами и готовили свой народ для оккупации последних? Прежде чем натравливать на школьников учителей, чтобы те терзали последних самым изуверским способом, надо было их спросить. "Петенька, а кем ты хочешь стать, когда вырастишь?" Если он ответит: "конюхом или кролиководом", тогда надо ему было сказать: "иди ты Петенька в кружок юннатов и чисти там кроличьи клетки от какашек." - "А ты Рома, кем хочешь стать?" - "Да, я хочу, Елена Ивановна поскорее вырасти и послать вас всех ко всем чертям. И свалить отсюда, ну хотя бы в Израиль или Канаду." Вот его-то надо было и оставить в классе, это было бы разумно и благородно. Он бы Вас, живя на чужбине, страдая от отсутствия в меню ресторанов селёдки и мучаясь ностальгией, всю бы жизнь с благодарностью вспоминал школу. А будущих кролиководов, слесарей и директоров крупных заводов с председателями исполкомов учить вместо английского языка вальсу или степу. По крайней мере, на концертах художественной самодеятельности они могли бы сорвать заслуженные аплодисменты. Ибо танцующий степ конюх выглядел бы более гармонично, чем он же, читающий сонеты Шекспира в оригинале.
В своё время, я думал, что моя смерть находится на уроке математики во втором классе. Ан, нет. Она оказалась на уроке английского языка, у Елены Ивановны Левичевой. Это ей доверили учить нас английскому языку. Сейчас мне кажется, что её на эту должность поставил сам вождь всех народов И. В. Сталин. Больно уж она была серьёзным человеком. Всё начиналось как бы не трагично. Сначала мы зубрили алфавит. Она, конечно, требовала его выучить так, что бы буквы от зубов отскакивали. Но ввиду того, что отскакивали они не у всех, то моя невежественность не выглядела вопиющей. Какое-то время я пытался не выпадать из общей массы и потихоньку телепался на троечки, иногда получал четвёрочки. Вдруг у Елены Ивановны что-то в голове щёлкнуло, и она, как, сорвавшись с цепи, ехидно кося на меня глаза, написала на доске рапорт дежурного по классу на английском языке. Сказав, перепишите, завтра буду спрашивать.Сначала я подумал, что она несвежими пирожками из школьного буфета объелась и у неё осложнение на голову дало. Но задание получено и деватся мне некуда. Придя домой, я добросовестно пытался что-то выучить, но получалась какая-то абракадабра. И что Вы думаете? На следующий день она с улыбочкой первым вызывает меня. Говорит: "Ну, рассказывай Соколов." Я стал что-то мямлить. Она: "Я так понимаю, что ты не учил?" Я, как все осуждённые по статье № 58 (прим: \террор\на десять лет без права на переписку), в последнем слове вину не признавал. Говорил, не виноват, я учил. Тогда она сказала: "Ставлю тебе двойку и завтра опять спрошу." Придя домой, я осатанело набросился на этот проклятый рапорт. Учил до посинения. Утром она опять спрашивает. "Ну, расскажи нам, голубчик, рапорт по-английски." Я начал говорить и где-то запнулся, она тут же: "Ага, опять не выучил", и обращаясь к классу говорит, вот посмотрите на этого разгильдяя, он даже не может выучить такого пустяка, как рапорт и опять пару вкатила. Тут я посмотрел ей внимательно в глаза и у меня мелькнула мысль. Вот интересно, я делаю лучшие тяпки и табуретки в Союзе, через «козла» прыгаю как олимпиец, пою лучше Карузо и помню, когда было восстание Спартака. А тут я оказался разгильдяем. А ведь она специально придумала эту хохму с рапортом, чтобы выставить меня перед классом в качестве дурака круглой формы и чтобы одноклассники утром со мной здоровались и говорили: «Здравствуй, здравствуй придурок ты наш стоеросовый». Я, конечно, понимал, что должна быть субординация, но как советский пионер, воспитанный на примере Зои Космодемьянской, я сказал себе, что подчинятся её диктату не буду. Пусть меня хоть режут на мелкие кусочки, но ей не покорюсь. Я долго думал, как выйти из этого положения. То, что моя репутация полиглота была подмочена, это было ясно даже пожилому ёжику. А как подсушить её, я способа не знал. Тогда я принял решение.
Если Вы, уважаемая Елена Ивановна, хотите иметь в моём лице персону, которую можно кусать, клевать и подвергать разнузданной критики, то я Вам подыграю. И я на уроках английского языка замолчал. Что только она не делала, и двойки ставила, и мать в школу вызывала, к директору на ковёр таскала. Грозила даже разбирательством на педсовете и исключением из школы. Но немоту мою так и не задушила.
В Доме пионеров был такой порядок. Перед занятием в кружке требовалось показать дневник и если там сидит пара, то из кружка гнали в шею. За английские двойки меня выгнали из авиамодельного кружка, так же попёрли из кружка юннатов, которые были в Доме пионеров. Однажды, я даже попытался запеть и протиснулся в хор к добрейшему человеку Алексееву Николаю Ивановичу. Рассчитывая на то, что если я не буду претендовать на роль солиста, то могу затеряться в большом хоровом коллективе, и меня двоечная тема перестанет гнобить. Но всё же какие-то доброжелатели доложили Николаю Ивановичу, что у меня проблемы с английским языком. И меня, как опозорившего высокое звание советского хориста, культурно выставили за дверь.
Это было похоже на то, как в фильме рыжий гаишник боролся против разгильдяя-Никиты Михалкова. Конечно, в приоре было понятно, что голы забивались только в мои ворота. Но мне отступать было некуда и я отстаивал свою честь, как мог. Наверно, Елена Ивановна уже пожалела, что связалась со таким придурком. Убедившись в том, что из меня, как и из нашего будущего писателя Льва Зайцева, Диккенса не получится, она решила плюнуть на меня с высокой колокольни. К обоюдному удовольствию она перестала меня спрашивать на уроках и автоматически в четвертях ставила трояки.
По остальным предметам у меня очень больших проблем не было. Хотя я часто задавался вопросом, а понадобится мне когда ни будь в жизни алгебра или таблица Мендилеева. Одно только изобретение им водки уже его прославило в России на века. И дальнейшее вколачивание в наши шишковатые головы знаменитой таблицы уже было не обязательным. А может я не видел в повседневной жизни востребованность тех школьных знаний, которыми нас пичкают, и поэтому не проявлял интереса к точным наукам. Может преподаватели не сумели правильно заинтересовать предметом. Я понимаю, что не прав. Но мне действительно ничего в жизни не пригодилось из точных наук. Помню, как вела уроки ботаники Раиса Андреевна Волкова. Она, как и я, тоже жила на Комсомольской улице. Раиса Андреевна всегда была мягкой улыбчивой женщиной и очень уважительно относилась к ученикам. Она часто проводила уроки в цветочно-питомническом комбинате. Где было страшно интересно.Она водила нас по оранжереям и увлечённо расказывала про цветы. Я не помню, чтобы она вкатила кому-нибудь пару. У неё была манера спрашивать только добровольцев. А тем, кто сидел тихонько и помалкивал, прячась за спины однокашников, она давала время выучить материал и опрашивала по мере их подготовки.
По русскому языку и литературе был Михайлов Василий Игнатьевич. Он был спокойным и уравновешенным человеком. Носил двубортный костюм с широкими брюками. Василий Игнатьевич никогда не повышал голос. На его уроках то же было интересно. Очки у него были на кончике носа и, прохаживаясь между парт, он читал какие-нибудь отрывки из Пушкина и Лермонтова.
Так прошли мои пятый и шестой классы. Так как я был тогда любознательным малым, в каникулы самостоятельно посетил многие Ленинградские музеи. Это были Эрмитаж, Артиллерийский, Военно-морской, Зоологический, Русский, Ж.д. транспорта, Арктики и Антарктики и даже Санитарии и гигиены. Тем самым я пытался не отставать в развитии от своих ровесников. Но Елена Ивановна в конце шестого класса пригрозила, что больше она мне тройки по английскому языку ставить не будет. И, если я в корне не поменяюсь, меня упекут в колонию или в школу для полных придурков. После этих слов мне стало понятно, что в седьмом классе Елена Ивановна готовит для меня очередной сюрприз, который будет покруче, чем пресловутый рапорт. Я подумал, что она заставит меня, выучить назубок «Дон Жуана» Джорджа Гордона Байрона в оригинале, а на прицепчик все 154 сонета Вильяма Шекспира. Конечно, колония и школа для придурков не числились в моих планах на будущее. Объективно оценив все за и против, я сделал вывод, что реабилитироваться перед Еленой Ивановной у меня никогда не получиться. Значит, в школе должны остаться я или она. Ждать, когда Левичева напьётся портвейном-777 и, катаясь на коньках, сломав себе ноги, станет инвалидом, было глупо. Во-первых, она была непьющей дамой, во-вторых, отродясь не каталась на коньках. Поэтому я принял решение повторить детсадовский трюк. На этот раз вместо сандаликов я взял портфельчик и покинул стены самой роскошной школы в СССР. Для меня это стало как освобождение Спартака, только от рабства английского языка, а заодно и прощание с детством. Остались в прошлом мои одноклассники. Это Дубровский, Баранов, Юрий Карпов, Юрий Хлопин, Николай Никифоров, Игорь Мазуркевич. Володя Маслеников, Витя Мосягин, Лена Жилинская, Ольга Оленина, Нина Подгайская. Люба Лёзина, Зина Смирнова, Надя Станкевич, Козлова, Шаляпина, Минаева, Кукаркина, Валя Коновалова, Татьяна Калинина, Галя Ландграф, Володя Заригин, Володя Цветков. Рома Перельман, Женя Окс, Юрий Поликарпов, Ира Крылова, Саша Махонин, Юрий Стародубов (где вы мои однокашники?)
Остался в прошлом и Дом пионеров, которого в дальнейшем постигла трагическая судьба. Вот эта история.
В начале двадцатого столетия господин Нечаев на улице Виертотие /пр. Ленина/ построил себе дачу и назвал её ласково Вилла "Мумсик". В этот период местные католики жили очень трудно. Часовня, которая распологалась на участке дачи Пташитских, была малюсенькая и не вмещала всех желающих. Поэтому местные прихожане ходили по Териокам, как не прикаенные. Не могли по-человечески провести крестины, венчание и отпевание. Об их трудностях узнал Папа римский Пий ХI и обещал помочь. В 1924 году Папа римский обратился к господину Нечаеву с просьбой продать свою дачу "Мумсик" Териокскому приходу по сходной цене. Нечаев стал упираться и говорить что он сирота и у него некудышнее здоровье и ему негде будет устраивать оргии и вертепы. Конечно, Папа его стыдил, грозил небесными карами, анафемой и даже пытался поплакать ему в жилетку. В конце-концов Нечаев сдался. В виду того, что он не был католиком, то он такую цену загнул, что Папа чуть в обморок не упал. Но делать было нечего, он же обещал помочь горожанам. Поэтому Папа, роняя скупые мужские слёзы, всё же деньги отдал. И, наверно, ещё долго себя попрекал за легкомысленные обещания. Конечно же, он не знал украинской пословицы "не говори гоп пока не перепрыгнешь", а евреи в таком случае добавляют, когда перепрыгнешь, посмотри куда попал, а русские - есть ли с кем тут выпить. Итак, с 1924 года по 1939 год католики города ходили по Виертотие только с улыбкой. Они были счастливы, что Вилла "Мумсик" стала носить новое имя "Католическая церковь Святого Сердца" в Териоках.
После неудачной попытки Советского Союза освободить весь финский народ от гнёта родной буржуазии местные католики дружно удрали подальше от освободителей на север Финляндии. Поскольку Советская власть не признавала других святых кроме Сталина, Ворошилова, Молотова Кагановича и дальше по списку, то бывшая Вилла "Мумсик" осталась без попечения. После войны, в 1945 году, это здание отдали нам, детишкам. Там были кружки в полном ассортименте. В конце шестидесятых годов кому-то в руководящих кругах показалось, что использовать это здание по старому назначению нерентабельно. И передали его какой-то подозрительной организации. На вывеске этой «конторы» была нарисована машинка «Форд» выпуска 1905 года. И надпись «Профилакторий». Местные интеллектуалы, которые знали всё о всех, поговаривали, что обкомовские хлыщи по ночам приезжали туда с активистками-комсомолками. И ставили с ними своим жёнам рога, которые были выше куполов церкви иконы Казанской Божией Матери в Зеленогорске. Все эти тихие шалости продолжались до одной вечеринки, которая состоялась глубокой осенью в начале семидесятых годов. Согласно отчёта местного брандмейстера, причиной пожара, унёсшего в небытие нашу бывшую виллу "Мумсик", Церковь Святого Сердца и Дома пионеров явилось неосторожное обращение с огнём. Вот так не потушенный пьяным коммунякой хабарик лишил нас такой замечательной достопримечательности. Единственной пользой от этого пожара был осиротевший кокс, в количестве нескольких машин валявшийся недалеко от сгоревшей кочегарки. Жители Зеленогорска, поднаторевшие на мелких кражах, этот кокс растащили мгновенно. Я тоже, как когда-то морально пострадавший от этого дома, счёл себя обязанным упереть две тачки топлива, что я и сделал. Но всё это будет очень и очень не скоро. Ну, а пока...
Расставшись с детством, я решил перейти учится в ШРМ /школа рабочей молодёжи/. Она находилась на Театральной улице. Сейчас она стоит полуразрушенная и наполовину сгоревшая. Решить-то я решил, а паспорта-то у меня не было, а без него на работу не брали. Но выручила наша соседка и подруга матери, Анна Доронченко, которая работала на почте. Она договорилась с начальником почты Шиловым и меня в обход закона взяли почтальоном на одну доставку.
Чтобы облегчить свой труд почтальона, я решил купить велосипед. Деньги заработал, собирая грибы. Благо станция Яппиля и 83 км по Приморскому шоссе были моими плантациями, а грибов там было, хоть самосвалами вози. Две большущие корзины грибов (белых), я притаскивал на рынок часам к трём и отдавал их Васе Тюшеву, который их реализовал с прибылью в тысячу процентов. Всё равно я ему был очень за это благодарен. Мало того, что я купил велосипед, так благодаря его спекулянтским способностям я стал обладателям часов «Слава». Я их купил не из тщеславных соображений. А просто они очень были похожи на изделие из чистого золота и вид у них был очень солидным. Это меня и подкупило. Кстати, фотография рынка пятидесятых годов сделана в тот самый период. Там напротив машины «Победа» стоит трёхколёсная мотоколяска, а в ней сидит мой сосед инвалид Иван Деминок. Он в тот период был достаточно известной личностью в городе. Своё увечие он получил, когда служил в авиации. В 1948 году, будучи в составе экипажа тяжёлого бомбардировщика, попадает в авиакатастрофу. При посадке самолёт разбивается, но он остаётся в живых. Последствие - перелом позвоночника и паралич ног. За время пребывания его в госпитале произошла привычка к наркотикам. Зеленогорские врачи стонали от его выкрутасов, Он всё время просил у них дозы. В свои авантюры он втягивал и нас с Юркой Поликарповым. Иван вырезал из резинового каблука медицинскую печать и шлёпал её на самопальный рецепт. После этого он просил нас сбегать в аптеку за лекарством. Мы как настоящие тимуровцы отзывались на просьбу. В аптеке нас хватали за шкирку и выкидывали на улицу, грозя на следующий раз сдать в милицию. А женщина с сумкой на фотографии, это его жена Зина. Лицом к коляске стоит, кажется, Юра Поликарпов. По силуэту больно похож на него.
В связи со своим служебным положением почтальона я узнал многих жителей Зеленогорска. К 1960 году я благополучно закончил седьмой класс. В этом году у моей матери случился инфаркт и ей дали инвалидность с нерабочей группой. Пенсия была такая, что на неё можно было купить только хороший кусок хозяйственного мыла, три метра прочной бельевой верёвки и удавится к чёртовой бабушки. Поэтому другого выхода, как идти учится в ТУ, у меня не было. Там выдавали форму и кормили два раза в день. В этом заведении я получил закалку на всю жизнь. Первое, это то, что я не помер с голоду. Второе, получив форму, я не сверкал голым задом, гуляя по проспекту Ленина. И третье, меня приучили к казённой пище. Это щи с квашеной капустой, котлеты, в которых было девяносто пять процентов хлебушка и картофельное пюре, разбавленное исключительно экологически чистой водой. Но самое главное, это была легендарная подлива. Она сполна выполнила свою историческую миссию. Она помогала советским трудящимся сожрать любую столовскую дрянь, не ободрав язык и горло. Главное было протолкнуть пищу в живот, ну а там уж, как Бог распорядится. Я думаю, советская власть должна быть благодарна этой подливе. Если бы не она, то строительство комунизма прекратилось бы на лет тридцать раньше. Так, что я был готов потребить любую пищу. Армейскую, санаторную, больничную, столовскую. Короче говоря, какую родина скажет, ту и буду есть с большим аппетитом и энтузиазмом. И буду делать это с улыбкой назло американским империалистам и их прихлебателям во всём мире.